Рассказ №10101

     3.
     К вечеру, точнее к ночи, уснули втроем без сил и мыслей, как камни.
     Костя очнулся в три часа, опустил ноги из середины группы на пол и, зевая с закрытыми глазами, повлекся в туалет. Там он долго, все так же спя и шатаясь, с гудением лил и лил о белый фаянс унитаза: и подскочил на месте, когда между ног сзади высунулась рука, сжав яйцы в горсти.
     - Чего? - сипло возмутился Костя. Другая рука обошла его справа и пропустила шелковистую дольчатую торбу до самой ее сливы. В лопатки вжались мягкие груди, и снизу тычком - полое пространство ниже живота.
     - Так бы и пригвоздила, если бы было - чем! - прошептала Женя и вонзила язык в ухо. Мгновенно веревка в ее ладони взвилась швартовой. Еще через мгновение она сбросила крышку на унитаз, швырнула туда Костю и через зад стала принимать. Приняв до конца, она уселась на его бедра и оценила случившееся. Уроки практической анатомии на себе Женя проходила и раньше, но они не были на грани возможного - они скорее раздражали своей незавершенностью, и вот теперь племянник показывал ей ее пределы, к которым она, собственно, и сводила все свое существование. Дальше стремиться было некуда. В ней сидел кол, который мешал дыханию, он нарушал все привычки ее живота, все местные шелковые пути и из варяг в греки раздолбал новый чингисхан. Ей стало грустно. Она осторожно приподнялась и ушла, оставив глупого мальчика в недоумении и злобе. Хотя уже через пять минут его с обожанием приняла сонная и горячая Люська.
     
     4.
     Разочарование Жени поддерживалось и болями в матке. Она хотела уже идти к гинекологу, но новое увлечение отвлекло ее.
     Костя переехал к Люсе и когда звонила двоюродная Оля из Москвы, Женя придумывала детские истории племянника.
     Увлечение было женское. Женя ходила на службу пешком, предпочитая длинный шаг и задумчивую улыбку. Не то, чтобы кого-либо ловила, хотя и не изжила пока романтизма юности, но любила шагать. Начальница, хозяйка по-новому, открыла дверцу и пригласила: "Подвезти?" - отказаться было нельзя. Ее считали временно живущей в Мариуполе, непонятно живущей, непознаваемо хитрой. Что здесь ловить? Построила замок на песке, на косе. Бывшая комсомолка. Сидит рядом задумчиво - с задумчивой Женей. Шофер знает о ней, о греках времен Трои - все. Только секс и жратва. Совсем старый по опыту. Сидит, руля небрежно. Туда-сюда. Год. Два. Ежедневно. Однажды, глядя на знакомый затылок, могла сказать "останови". В нем, как в могиле.
     С тех пор у них повелось встречаться на углу Цимлянской и шоссе. Женя не ждала никогда, напротив, хозяйка притормаживала у перекрестка и ждала ее. Женя рассмотрела ее, косясь. Был один дефект - чуть косолапила. Наплевать и забыть в бурной коммерческой жизни, но так, поджидая Женю (вообще - поджидая) - томилась. Томилась, косясь на Женю, у которой коленки блестели. Женя сидела, сложив пальцы у самой кромки. Пока однажды не двинула их вместе с кромкой вверх. То есть вниз, если понимать сидение как бордель. Хозяйка сидела с прикрытыми глазами, ноздри подрагивали. Тонкая.
     Женя наслаждалась впервые в жизни ожиданием. До сих пор ее желания выполнялись мгновенно. Сейчас она готова была приоткрывать себя и снова прикрывать. Сейчас она знала, что внимательный взгляд отметит все. Не знала только того, когда должна закончиться игра. Звали ее Оксана...
     Она стояла на верхней площадке лестницы, разговаривая с поставщиками, а Женя смотрела снизу на ее ноги. Это было возбуждающе странно и остро: они расходились врозь, чтобы сойтись в коричневой глубине, вернее, высоте.
     Оксана заметила ее взгляд и уже не могла слушать, дальше ее спектакль предназначался только Жене. Она медленно повернулась задом и отставила его, как если бы у Жени был сильный фонарь, и она могла разглядеть там, за черными подвязками на белой коже, за узорчатой сетчатой тканью трусиков несколько капель секретной влаги, выступивших из смуглой заросшей черным курчавым волосом ложбины - для Жени. И следующий жест - рассеянный изгиб ладонью по бедру и тут же открытие ее для Жени - она отдалась ею. У Жени пересохло во рту. А Оксана той же ладонью провела по волосам и лицу, коснувшись раскрытых губ. И Женя медленно подняла руку и коснулась своих средним и указательным...
     Оксана, оставив поставщиков в изумлении, начала спускаться, не отрывая взгляда.
     - Идем... - прошептала она, не останавливаясь.
     Они вышли на улицу. Жаркий ветер трепал каштаны, с моря летела мельчайшая водяная пыль.
     - Ты смотрела на мои ноги...
     - Там было несколько капель влаги. Я хочу снять ее языком...
     - Я не смею поверить... Я слышу, как потираются твои бедра друг о друга, когда ты уходишь от меня... Как набухают соски, когда ты смотришь на мои ноги...
     - Там уже темное пятнышко, оно ползет выше по узорчатым трусикам... оно уже выше лобка... Я хочу сосать твой язык...
     Они вошли в кабинет.
     - Смотри, ты была права! - сказала Оксана, присаживаясь на край стола и поднимая юбку. - И черные подвязки и узорчатые трусики. А на них, смотри, пятнышко секретной влаги!
     - Я хочу видеть ложбину, - сказала Женя. - Я только представлю себе смуглую, почти коричневую складку со стоячими черными волосками и приникшую к ней другую складку, и каплю прозрачнейшей влаги, выползающей и чуть вязкой и клейкой, а за ней вдогонку еще и еще, и они стекают по этому смыканию, пока не касаясь нежной сетки трусиков, и только когда там, под смуглыми сомкнутыми губами уже непереносимо становится сладко, целая струйка сладчайшей смолы брызгает от лобка вниз, на трусики, а влажное пятно растет тем не менее вверх, туда, где целый курчавый сад волос - как я хотела бы зарыться носом, губами в этот сад! Как я хотела бы подбородком вдруг попасть на прохладно влажный родничок...
     - Смотри, - задыхаясь, сказала Оксана, - я для тебя готова показать и то, чего сама никогда не увижу!
     И она повернулась и откинула юбку: там были две пышные белые ягодицы с прорезавшей их посередке ленточкой трусов. Оксана подцепила ее пальцем, а Женя раздвинула половины: невиннейший вздувший губки смуглый морщенный ротик она поцеловала и пустила туда свой красносиний язык и средний палец положила в промокшую ложбину - он утонул там.
     - Смотри, - продолжала Оксана сверху, - мой мягкий живот, он уже открыт, и мои сладкие бока открыты. А нежное колечко пупка не пропусти! Ты входишь лбом в межгрудье, ты раздвигаешь мягкие тучи молочных грудей, - поверни лицо и прикуси сосок - он вскочит! его шершавое подножье кружком - для кончика твоего языка и краев губ. А грудь не кончается, она стелется под тебя, под твою шелковистую щеку - потрись о нее, потому что начинается шея, и ждет тебя не дождется мой язык! . .
     А Женя и свою грудь вывела, выпростала, белейшую и тучную не менее. Они сжали друг дружку за талии и притиснули груди, но не смогли дотянуться губами - так они были полны и притиснутые. И Оксана вдруг развела ноги и вскинула их на спину Жени, как будто у Жени был исполинский хуй, и слабо-слабо взвыла... Тогда и Женя представила себе исполинский хуй Оксаны и ответила тем же... И обе пожелали лечь. К их услугам был коричневый кожаный диван. И Оксана легла на спину, а ее груди развалились на плечи, но остались холмами с двумя сладкими подвявшими изюминами, и бедра развалились, открыв эдем. А Женя встала на четвереньки с неуклюжестью щедрой дарительницы и села роскошной своей задницей на лицо Оксаны. И Оксана попала туда, куда мечтала все эти дни: ее нос прижался между пышных срак Жени, так что они нависли над ее кудрями блондинки и сжали ее смугло румяные щеки и белый мраморный лоб, а рот ее, раскрытый на всю розовую глубину наполнился жениной пиздой - и все там было. Оксана даже укусила ее за пизду, а Женя только ахнула и склонилась над животом Оксаны своими тучными грудями. И она лилась ими по мягчайшему животу. И проходила твердыми сосками, и обнимала сладкие бока и ахала от укусов Оксаны в своей роскошной промежности, говоря точнее - в пизде. А самым чудесным в их позе было то, что язык Оксаны вдруг склубился и ринулся в глубины Жени куда стремительней и изгибистей, чем даже исполинский хуй, представленный ебомой так Женей. И так склубился язык Оксаны, что проник через матку неведомыми путями протоков в придверие желудка и пошел вверх пищеводом. Когда же два языка- Оксаны и Жени - всосались один в другой и переплелись в женином рту, то очевиден стал дальнейший их путь: в пизду Оксаны, во влагалище ее, матку и далее, до самого рта Оксаны, где уже, таким образом ебомыми стали обе самими же собой.
     И женщины катались по дивану, рыча...
     
     5.
     Оксана очнулась. Хотела бы остаться с Женей, но не могла. Вспомнила подробно катание по дивану, склубившийся свой язык, окольцевавший их с Женей в один круг совместного путешествия - так, рядком, наперегонки, подобно миногам или угрям, тыкаясь и подсасывая-целуя все сладкие желёзки, носиться бы и носиться вперегонки, как по комнатам большой темной дачи детскими вечерами! Но поставщики ждали последний срок. Поэтому села в кресло у глухого стола, нажала кнопку связи и они вошли.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать из этой серии:

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.