Рассказ №11441

     Представила, как колдовская вещь выедает ее целку, побледнела и опустила автомат на траву. Медведко завершил работу палача и подходит ко мне - доволен, живодер! Тем временем подростки грузят на телегу отрубленные головы.
     - Я свое обещание выполнил, супостат уничтожен, все твои целы. Что теперь делать будем?
     У хитрого Медведко в голове все просчитано.
     - Двенадцать ратичей убежали, сейчас они уже в поселении. Да детишек там много. Вырастут и припомнят нам эту кровь и смерть старшего. Надо идти поселение разорять.
     - Ну а мне то какая в этом нужда? Свое я сделал, отдавай Елену.
     - Рабыня твоя. А из разоренного поселения Горобоя тебе честная доля будет.
     Так! Дорвался, хитрец. Думает, что попался ему сильный недоумок, который тридцать три желания исполнит!
     
     Семен Иванов, десантник.
     
     Поселение было хорошо укреплено, но расправились мы с ним быстро. Показали защитникам головы их мужей и сыновей. За тыном поднялся вой и плачь. Моральная подготовка закончена. Защитники пытались бросать через тын камни и поленья, которые не доставили нам даже беспокойства. Лезть через тын означало подставлять свои головы под топоры, а с ними и женщины легко управятся. Медведко жаждал рабов, но еще больше трясся за свою самодельную дружину. Пришлось озаботиться тактикой. Самые сильные были готовы по моему сигналу поднять самых проворных над тыном. А те, перепрыгнув ограду, должна нам открыть ворота. Проблема та же - топоры защитников. Я бросил через тын пару наступательных гранат. Грохот взрыва, крики и моя команда "Пошел!". Защитники мало не наделали в штаны со страха, а наша "доблестная дружина" ворвалась в открытые ворота и кинулась все хватать и всех вязать. Только раз было оказано настоящее сопротивление - парнишка ткнул одного из наших копьем, но его сразу связали. Подошедший Медведко бросил:
     - Холостить.
     С подростка содрали штаны и надрезали мошонку. Когда ему вырывали яички, он кричал, как заяц. Убили только трех мужчин, трупы раздели и отрубили им головы. Видимо, действовало строгое указание брать как можно больше в плен, а убивать только в крайнем случае. Я отстраненно наблюдал все это безобразие. Считал свою задачу выполненной. Только не дал посадить на колья трех жен Горобоя - чем они не угодили победителям? Самая старая оказалась лекаркой и пришлось мне объявил ее своей добычей. Остальным двум отрубили головы - все же не сидеть на колу!
     Суматоха кончалась, победители стали собирать добычу. Захваченных, в основном женщин и детей, раздевали и сортировали по их ценности.
     И тут неожиданно на меня выскочил из сарая парнишка с вилами. Мало не запорол. Когда свалил его и начал стаскивать одежду, к удивлению обнаружил под ней аппетитную девушку. Связал полураздетую девку так, что наружу были видны небольшие титьки, попка и светленький треугольник волос между ляжек.
     Привязав старую и молодую добычу у коновязи, я отправился уговаривать Медведко не жечь обезлюдевшее поселение, а отдать его одному из сыновей.
     - Никто не станет жить там, где убили столько людей - был его ответ.
     - Тогда отдай поселение Горобоя мне и помоги очистить от скверны убийства. Нужно по обычаю похоронить все тела огненным погребением, а головы насадить на колья тына. Иначе мертвые будут тебя преследовать. Чтобы поселение не захватили другие роды, поставим на воротах мое клеймо.
     Это была лишняя работа, делать которую нашему "вождю" не улыбалось. Уговорил его только с условием, что он заберет весь скот, большую часть запасов, все оружие и железные орудия. На том мы и порешили. Задавись, жадина!
     Медведко с сыновьями готовился совершить ритуальное действие - убить мужскую силу побежденного рода. И убитых, и захваченных в плен мужчин следовало кастрировать, а отрезанные гениталии скормить собакам, чтобы их души не могли предстать перед Великими Богами с претензией на захваченные нами угодья и поселение. Связанные по рукам и ногам девять мужиков ожидали своего позора с удивительной апатией. По себя я твердо решил, что в этом мире ни за что не попаду в плен живым.
     Пятеро из нашего "воинства" повалили первого мужика, сына Горобоя, на спину и придавили к земле. Колосок, который должен был исполнять роль жреца, перетянул его мошонку и основание члена тонкими бечевками. Колосок не стал выдирать ему яйца, а просто отхватил острым ножом вначале мошонку, а потом и член. Раны присыпал горячей золой и тем остановил кровь. Через некоторое время бечевки сняли и на холощеного раба надели женскую рубаху, укороченную до колен. В этой одежде и ходить кастрату всю жизнь, если только не продадут его ромеям на торгу. Ни один из девяти пленных не кричал, не просил пощады, и приняли потерю мужского достоинства с непонятной мне покорностью. Голосили только женщины, на глазах у которых кастрировали их мужей и отцов.
     Затем пришла очередь молодых, еще не женатых, парней. Нагих парнишек по одному подводили к Медведко, он обстоятельно осматривал и ощупывал пленников, как овец на базаре: тыкал кулаком в живот, мял мускулы, катал в руке их гениталии... и сортировал. Большинство из них предназначили для продажи и потому не стали кастрировать - на торгу всегда был спрос на не искалеченных парней, которых охотно покупали в качестве рабов-телохранителей. Предназначенным на продажу паренькам накидывали петли на шеи и связывали единой веревкой. Так и стояли они перед своими матерями и сестрами голыми - на шеях петли-удавки, руки связаны за спиной.
     Четверых парнишек Медведко решил оставить рабами в своем хозяйстве. И потому их следовало кастрировать. Процедура та же, что и с пленными мужиками, но мальчики, еще не вкусившие прелестей женского тела, отчаянно кричали, расставаясь с мужскими признаками. В коротких девчоночьих рубашонках они ковыляли к воротам, широко расставляя ноги, чтобы не беспокоить раны в промежности.
     Организация громадного погребального костра (сажень бревен на каждое тело) задержала нас на сутки. Но телеги с награбленным барахлом и вестью о победе ушли сразу же. Всем обращенным в рабство позволили помогать в кремации. Когда проплакались родичи убитых, мы погнали "живой товар" домой.
     Позади нас над тыном маячили отрубленные головы владельца, двух его жен и прочих родственников. На воротах каленым железом выжжено "колесо Перуна".
     Конвоировать моих рабынь взялась Травка - тянула за накинутый на шеи ремень и временами для острастки стегала прутом. Доставалось почти исключительно молодой девке, а не старухе.
     По дороге Колосок не прекращал восхвалять мои победы. Сказал, что на предстоящем пиру я, в знак уважения, я получу самое молодое, самое нежное мясо.
     - Говядину или свинину? - спросил я.
     Колосок долго хохотал, будто я сказал что-то очень смешное, гладил бороду. Короче, наслаждался моим неведением.
     - Тебе дадут ОЧЕНЬ молодую пленницу, совсем девочку. Чем она моложе, тем почетнее.
     Страшное подозрение возникло в моей голове. Неужели меня хотят сделать людоедом? Да, ни в жизнь!
     - Я не буду ее жрать!
     - Нет, девчонку дадут, чтобы ты ее выебал перед всем застольем. Можешь забавляться ей целую ночь. А утром отдашь, и ее продадут, если будет не сильно порвана. После тебя двое других по заслугам получат нежное мясо, но девки будут постарше. В прежние то времена мясных девок на утро резали в жертву за принесенную богами удачу. А теперь батюшка их не режет, а продает, все в золотые статеры обращает. - Сказал Колосок с явным осуждением такой скаредности.
     В поселении я, прежде всего, кинулся посмотреть, как там Белян со своей рукой и моя Елена. Вошел в избу, поклонился, проследовал к печи погреть руки у святого огня. Только потом обратился к болящему. В избе полно баб и детишек, но центр всему Белян. Сидит он на лавке, морда довольная, уплетает кашу и врет всем, как он один от Горобоя отбивался. Рука ловко забинтована и ее поддерживает перекинутый через шею платок. Для двух дней после перелома состояние отличное. Знаю, самому случалось ломать руку. Елена скромно примостилась в самом конце лавки. Надо же, позволили рабе на лавке сидеть! Перед ней чашка с моченой брусникой. В другой чашке остатки каши и недоеденный кусок мяса. Значит, ее не обижали и кормили хорошо. Увидела меня и в глазах слезы:
     - Вернулся, господин! Живой! А я так боялась!
     - Ну, как вы здесь? Как наш больной?
     - Все хорошо, кость срастается. Только зря вы боль сняли. Трудно было руку заживлять. Нарушили правило "не навреди".
     Вот это да! Моя рабыня меня же наставляет, да еще отцов медицины цитирует!
     Забрал ее под хор благодарностей моему лекарскому искусству. Благодарили за то, что рабыню научил лекарничать, к их больному приставил. Но в лечении моя роль нулевая. Говорят, что самое сильное оскорбление, это незаслуженная похвала:
     До очередного действа время еще есть, потому отправились в свою клеть. В подарок Елена получила постолы, которые я внаглую спер из добычи. Интересная обувь. Нога обертывается куском мягкой кожи и завязывается у щиколотки ремешком. Ее босые ноги никак не могли привыкнуть к колючкам и мелким камешкам. Елена заволновалась и вдруг стала на колени и целует мне руку. Ну, ну, без этого! Дорог ей подарок, еще дороже внимание хозяина, который не забыл о рабе, что в постели его так сладко ублажала!


Страницы: [ 1 ] [ 2 ]

Читать из этой серии:

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.