Рассказ №2738 (страница 2)

     Я села на маленькую скамеечку в холле. Теперь я не могла уйти - я бы помешала им. Но, кроме того, музыка удерживала меня. Она вызывала ощущение, ох, не знаю... будто я стояла посреди перегруженной улицы, с машинами, и грузовиками, и автобусами, проносящимися со всех сторон, опасно близко. Я не могла и шагу ступить не погибнув. Я едва дышала.
     Поэтому я сидела там как можно тише, слушая, смотря на маленький желтый дождевик Беверли и на довольно большую лужицу под ним. И когда музыка остановилась, я задумалась, как я узнаю, когда приедет мама, и как я смогу выскользнуть, не помешав им... не дав мистеру Тромблей узнать.
     Длинная история, а? Ты уверены, что не хочешь еще кофе?
     Затем я кое-что заметила. На стене напротив меня, над маленьким круглым столиком висело зеркало, и потому, что Беверли не закрыла дверь в музыкальную комнату до конца, мне была видна сидящая за пианино Беверли, в основном лишь ее бок, ее стройная спина, ее волосы, длинные и белокурые, стекающие по ее спине, пока она играла. Теперь она играла что-то мягкое; возможно это была лишь медленная часть того, что она играла ранее. Музыка была нереально прекрасной, но и бледной. Холодной. Как лампа вдалеке ночью. Я внимательно прислушивалась, пытаясь уловить каждую ноту сквозь барабанный шум дождя. Она была жесткой. Она была мягкой. Будто чья-то рука на моих ушах.
     Я хотела увидеть руки Беверли, ее пальцы на клавиатуре. Не знаю почему... может, чтобы я знала, когда раздаются звуки, чтобы погода не мешала мне. Ее локти, неподвижные, как лед, ничего мне не говорили. Колено мистера Тромблей появилось с краю вида. Я смотрела на это колено, слушая. Казалось грубым, что это колено было там. Оно раздражало меня. Локти и колени, подумала я и почти рассмеялась. Локти, и колени, и длинные светлые волосы.
     Но затем мистер Тромблей встал. Он зашел за Беверли. Он положил руки на ее плечи. "Моя призовая ученица", - сказал он ей. Она продолжала играть. "Так прекрасно ты играешь, - сказал он. - Так прекрасно ты выглядишь. Мой приз, мой маленький приз".
     Я смотрела, как он гладил ее плечи. Я почувствовала пустоту. Глубокую пустоту. Затем он перестал гладить ее. "Хорошо, - подумала я. - Теперь он сядет". Но он не сел. Он расстегнул свои штаны. Я никогда ранее не видела пениса. Он выглядел так странно, свесившись из его штанов, как длинная рыба. Я не была шокирована. Или, скорее, я была слишком шокирована, чтобы почувствовать это. Беверли продолжала играть. Мистер Тромблей смахнул ее длинные светлые волосы с ее уха и прижал свой пенис к нему. Он ласкал ее ухо своим пенисом, пока она играла. "Так мило, - сказал он. - Так невероятно мило".
     А затем что-то случилось. Он дернулся. Она хихикнула. Он забрызгал ноты. На самом деле мне этого видно не было, и я не до конца знала, что происходит, но я знала, что что-то происходило. Затем она повернула голову, повернула так, что его пенис коснулся ее щеки, и затем она поцеловала его, его край, и я могла видеть ее глаза, и я подумала, может ли она увидеть меня. Мне показалось, что может, но, возможно, это было всего лишь чувством, а не правдой. В любом случае, она повернулась и продолжила играть, хотя, на самом деле, она и не останавливалась, даже во время его толчка, его брызганья, даже во время его маленького поцелуя.
     Мистер Тромблей продолжил гладить своим пенисом, теперь слегка уменьшившимся, ее ухо. Беверли продолжила играть. Пенис постоянно становился меньше, пока, наконец, он почти весь не был поглощен его ладонью, и только головка продолжала касаться изгиба ее уха.
     Неожиданно она прекратила игру. Не знаю, закончилось ли произведение, или она просто решила больше не играть. Концовка, если это было концовкой, зависла в воздухе. Беверли повернулась вполоборота, и мне показалось, что я увидела, как она взглянула на дверь, на щель в двери, на зеркало, на меня по другую его сторону, сидящую там абсолютно открыто... Мне показалось, что я увидела, как ее глаза встретились с моими, но, возможно, я лишь вообразила это. Она не стала ждать - она просто взяла его пенис, головку и часть его, в рот. Тогда он пошевелился. Его спина загородила вид. Возможно, они услышали меня, а возможно нет. Я открыла дверь на улицу и выбежала, и дождь все еще шел, шел сильно, но недостаточно сильно. Мама была там. Я промокла, пока добралась до машины, промокла, но я хотела быть мокрее. Я хотела быть как можно более мокрой, и, если бы она не была там, думаю, что я дошла бы до дому пешком.
     "Я начинала волноваться, - сказала мама. - Я собиралась сигналить. Как урок? Неплохо прошел?" Я дрожала. Я не могла ответить. Наконец, я смогла кивнуть. "Отлично, - удалось сказать мне. - Ты купила что-нибудь хорошее... в магазине?" Казалось, маму слегка взволновал вопрос. "Нет, - ответила она. - У меня не было достаточно времени на магазин. Я просто... занималась другими делами".
     "Ага", - сказала я. Я не стала приставать с вопросами. Мы ехали домой в тишине, думая наши собственные мысли.
     Я могу закончить рассказ позже, если хочешь, если ты устал? Нет? Хорошо. Кое-что странное: та музыка, что играла Беверли - я так и не узнала, что это было. Годами позже, когда я была в колледже, я попыталась найти ее. Я много времени потратила на поиски, но все без толку. Впрочем, думаю, это другая история.
     Когда я попала домой, я переоделась. Все еще шел дождь, но теперь это была скорее морось, чем дождь. Я села за пианино, смотрела на клавиши и слушала звук дождя. Мне так и не захотелось играть что-нибудь. То, что я увидела в зеркале в холле, продолжало крутиться у меня в голове. Отражения мистера Тромблей, разделяющего длинные светлые волосы Беверли. Отражения его пениса, гладящего ее ухо. Его странное синкопированное движение. И потом - Беверли, берущая его в рот. Но больше всего, правда, то, как ее глаза смотрели сквозь щель в двери музыкальной комнаты, будто они искали меня, будто они знали, что найдут меня.
     Я не могла понять этого. Я прекратила пытаться. Я начала практиковаться. Я лихорадочно играла, час за часом. Не уверена, что слышала, что играла. В основном, я слышала короткий смешок Беверли.
     "Будешь ужинать?" - спросила мама.
     "Иди на хуй". Я не сказала этого на самом деле, но это... эти самые слова были у меня в голове. Я никогда раньше не говорила "хуй" вслух. Я слышала это слово, конечно, но никогда не задумывалась над ним. "Нет, - ответила я маме, кисло взглянув. - Я не голодна. Да ты и в магазине не была".
     Я закончила играть гораздо позже, чем надо было.
     А когда я, наконец, легла в постель, я играла с собой.
     Я раньше никогда этого не делала этого. Мылась, конечно, но ни с чем в уме... кроме мытья.
     Но и тогда у меня в уме ничего особенного не было. Обессилевшая, я лежала на покрывале. Мама ушла спать несколькими часами ранее. Свет в коридоре все еще горел; я не закрыла свою дверь до конца, и желтый свет растекался по углу кровати. Если я не выключу свет, мама разозлится, но мне было все равно. Я задрала ночнушку к подбородку. "Ты моя призовая ученица", - услышала я слова мистера Тромблей. "Призовая ученица". Его руки держали мои, показывая им, как делать это. "Твои соски такие милые, - сказал он. - Прикоснись к ним так". Я прикоснулась. Я трогала их так, как он хотел. "Ты такая красивая, - сказал он мне. - То, как ты ласкаешь себя. То, как я ласкаю тебя". Он опускал свои руки по моему животу. "Такой гладкий, - сказал он. - Такой идеальный. Ты великолепная девушка. Просто великолепная. Твой маленький животик, кудряшки такие мягкие, едва ощутимые, едва ощутимые, превосходно, превосходно, превосходно".
     "Позволь мне потрогать тебя, - сказал он. - Позволь мне почувствовать, какая ты превосходная. Ох, слегка скользкая. Ты, чертенок! Хорошо".
     Экспериментируя, я нашла клитор. Я тогда не знала, как он называется. Я лишь знала, чего он хотел. Я вздрогнула.
     "Ох, - сказал мистер Тромблей. - Тебе это нравится! Я так и предполагал". Его язык прошелестел по моему запястью. "Ох, это так странно". Я это сказала, или он? Мы продолжили делать это. Я снова вздрогнула, изогнулась и увидела щель в двери, свет за ней, и я знала, что Беверли смотрела на меня, смотрела на мистера Тромблей, хвалящего меня своим языком. Его кончик расслабился, проскальзывая скользкое место, прикасаясь прямо под как-там-он-назывался, заставляя меня корчится в практически-не-могу-выдержать дрожи. Я продолжила делать это. Мистер Тромблей не позволил бы мне остановиться.
     Я дернулась, хватая, не обращая внимания на наблюдателей. Я хотела чего-то еще. Возможно, пениса мистера Тромблей в моем ухе. Моя голова металась по подушке. Пенис, сказал мой рот, представляя его внутри, мягкость, твердеющая, чтобы попасть туда.
     И все же, этого не было достаточно. Чем бы это ни было, оно не должно было произойти. Я остановилась. Я тяжело дышала. Я долго лежала там, прислушиваясь к себе. А затем я начала снова. Я начала с самого начала. "Твои груди такие прекрасные, - сказал мистер Тромблей. - Прикоснись к ним так. Верно. Точно. Великолепно. Так мило. Ты такая милая. Мой приз. Мой прелестнейший, прелестнейший приз". Только он говорил с Беверли, не со мной, он касался Беверли, он учил ее касаться. Я была в коридоре, наблюдая. Я видела все, что он делал с ней. Он делал это медленно и беспрестанно, и она позволяла ему, и я смотрела, и когда его язык поднялся наверх, когда он, наконец, прикоснулся к этому особенному месту, это началось, началось по-настоящему. Она дрожала так сильно, и ее бедра поднялись, и ее ноги раздвигались и смыкались, и она подумала: вот оно, вот оно - и когда он ущипнул его, это маленькое место, ущипнул губами, его язык щекочет ниже, его большой палец весь в ее отверстии, и этого хватило. Этого действительно хватило. Я кончила.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

Читать также в данной категории:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.