Рассказ №0588 (страница 2)

     Такие мысли должно гнать от себя, так, как учил мой воспитатель. Следует заметить, однако, и я обязан, как сумею, это выразить, что наименее подобающие нам мысли как раз те, что клыками и когтями рвутся из-под запрета. Ясно, что таков труд дьявола. Он зовется Искушением и одолевается лишь непреклоннейшей волей. Так, мне не следовало внимать ее грубым словам, как бы ни было тепло ее дыхание у моего рта, как бы ни были нежны кончики ее пальцев. Любовный поступок должен происходить в тишине и скоро. Он предназначен для размножения, а не для удовольствия, и я часто говорил ей об этом.
     Надо же, у тебя в голове временами ничего, кроме бумаги, нет. Кто-то должен поджечь ее спичкой, говорила она и принималась шутить, кому бы это удалось лучше, чтобы раздосадовать меня и ввергнуть мой слух в круговорот немыслимых вещей. Тебя, Филипп, не так интересует содержание твоей работы, как сама работа с пером. И в то же время, тебя не так занимает половой акт, как его абстрактное содержание, выругалась она однажды. Разумеется, это неправда. Это неправда. Беспокойство, с которым мне приходят на память все эти слова, не дает мне сосредоточиться. Полчаса назад я случайно выглянул в сад и увидел, какие у Сильвии белые легкие летние панталоны. Мне следует переместить качели или сказать Розе, чтобы она не раскачивала их так.

     ДНЕВНИК ДЖЕЙН МЭНСФИЛД

     Неудивительно было узнать, что Дейдр наконец рассталась с Филиппом. С самого начала это был нелегкий брак. Вода и пламень, как говорится, причем Дейдр, бедная, едва не размокла. Я рада, что не вышла замуж, как и Мюриэл. Сестрам вместе лучше всего, и как мило мы проводим иногда время! Об этом, возможно, нескромно писать, но когда я так говорю Мюриэл хохочет и требует не пропускать ни одного слова. Вчера вечером красивая девочка в доме у этих Фортескью. Напишу о ней в другой раз, сегодня нет времени. Мы должны приглядывать за Сильвией. Об этом пишет Дейдр в своей записке, которая читается так же сумбурно, как сама она (полагаю) занимается любовью. Зачем, она не пишет. Я полагаю, что чем смелее будет воспитание Сильвии, тем лучше для нее. В любом случае, те двое не могут жить одни. Мы решили посетить Филиппа. В конце концов, он наш брат, каких бы странных вещей про нас ни думал. Мюриэл говорит, что мы должны собраться сегодня же и завтра нанять экипаж до его дома.
     Со времени нашего прошлого визита прошел год. Какой он был мрачный, и как сияла Дейдр! Я думаю, что если бы его тогда не было, она бы спала между нами.

     ДНЕВНИК ДЕЙДР МЭНСФИЛД

     Ричард милашка. Новый дом понравился всем. Какая здесь дымка! Хотя зимой будет уютнее, когда туман застелет все окна и разожгут камин. Я должна завтра же написать Сильвии. Он и слова не заслуживает, как и любой мужчина, который осуждает любовный покой жены, а сам все скулит про свою любовь, но даже и кочерги не запустит перемешать мои угли. Ты становишься дурной девочкой, годы тому назад говорила мне мама, но в то же время обнимала и целовала меня. В ее осуждении было хотя бы пособничество, а с Филиппом были скука, тупость и непонимание даже в глубине его души. Говорить с ним о дурном засчитывалось как грех хотя я нахожу в этом всего лишь подтверждение желания, которое, если его скрыть и подавлять, только глубже уйдет корнями. Я чувствую любовь, когда у меня в губах язык скользит по моему языку и я чувствую ее, когда мои груди горят, а соски застывают под ласкающей их рукой. Вчера вечером я сидела с Ричардом на кушетке. Он поцеловал меня в губы: его рука бродила по моим грудям, ощущая их вес и мягкость.
     В какой-то миг эта рука пошла мне под юбку, и он пробормотал, какие у меня полные бедра. Я в грехе. А это хуже воздержания? Я и раньше была с ним вольна. В ту последнюю ночь в доме, перед отъездом, я дала ему распустить завязки на моих панталонах чтобы потом вскочить и, собравшись с силами, подняться наверх, к моему цветущему вечными надеждами брачному ложу, где меня ждали новые хулы и назидания. Или у меня и правда, как говорит Филипп, "грубый, бесстыжий язык", выдающий закипающую в жилах страстную горячку? Должна ли я быть мраморной, наподобие склепа? В юности меня не бранили, когда я говорила дурные слова, лежа в кровати или в беседке, на сене. Тогда смешались искры любви и желания, сладкие и кружащие голову, как старое шампанское. Там были мой кузен, Эдвард, и моя сестра, Аделаида, на лужайке в сумерках, и нас заметили; не сомневаюсь, что нас видели глаза, следящие из дома. Тогда я упала, и мои панталоны стащил тот, кто поджидал случая. Взгляд Аделаиды чаровал меня в то время, как мы обе кончили и втянули сперму в свои набрякшие передники.
     Ты получила урок, сказала мне той ночью мама, хотя и притворилась, что ничего не знает о происшедшем на теплой летней траве. У Филиппа нет на это ума. Мне ни за что не следовало ему рассказывать все свои истории. Все это были любования, Филипп, объясняла я. Он, впрочем, не слушал и отворачивался. Однако, во время таких моих разговоров его стручок, бывало, брал стойку, хотя и не всегда но всегда вызывая мое изумление. Интересно, ревновал ли он ко всем моим детским обжи малкам и покачиваниям? Думаю, нет. Его оштукатуренные хладные идеи о чистоте вступали сразу же, не допуская этого сладкого ощущения. Ночь была испорчена его "стыдом" за меня за меня, которую заставили заниматься желанным ему спортом во исполнение супружеских обязанностей в его постели. Я выскочила, оставив ему его сухие сны, выскочила в одних чулках и пошла спать в соседнюю гостевую комнату, где постель всегда готова для нежданного посетителя. На погибель моей добродетели, я наткнулась на Ричарда, который пробирался в темноте, одетый в сорочку, с руками, поневоле ищущими мои нижние щечки.
     Скорее всего, его протянутая рука нечаянно провела по моему кусту. Из таких мелочей проистекают переломы судьбы. Я вскрикнула в ответ и, вздрагивая от этого случайного прикосновения, вошла в темную комнату. Он пошел за мной. Я больше не смела ни кричать, ни вообще поднимать голос... По крайней мере, таков был мой ответ сидящему во мне лицемеру. Нет, это был мой ответ всем сидящим в нас лицемерам. Я задрожала, я набросилась на Ричарда, который высоко поднял свою сорочку, и мы упали в своей тихой схватке на кровать. Он боялся, что я закричу, а я боялась его стонов от радости запретного плода. Я долго боролась. Долго ли я боролась? Я ощущала себя той взбунтовавшейся школьницей, какой была, когда сперва отдала свои ягодицы под розги, а потом, немного спустя, еще всхлипывая, приняла сверху кол в гнездо. Временами я, должно быть, шептала: "Ричард, нет!" но в забытьи рот искал губы, язык. Я слышала, как шипели наши ноздри, пока мы толкались, его ноги оказались между моих, это было как сон, а потом, когда фонтанчики слизи, излившись, повергли нас в изнеможение, это было так чудесно лежать, сцепившись языками, извиваясь, нежась в мягкой истоме, которая уносит всю вину, заставляет бедра работать в сладком воспоминании.
     Какая странная тишина напала на нас поначалу: только нежные, голодные всхлипывания, только мои пятки вывернулись, когда он пришел во второй раз! "Уйди, Ричард, уйди от меня," выдохнула я. Я хотела убежать назад, в свой чуланчик, называемый Угрызением, но знала, что он, как и прежде, окажется заперт. Во второй раз, когда меня в мои семнадцать лет топтали в беседке, моя тетя держала меня и покрывала поцелуями мои губы, пока большой член творил свою расправу и заливал меня теплой, густой, как каша, спермой. Ты совсем задрала ноги и вывернула пятки, когда он кончил в твою милку, улыбнулась она; он поднялся, и я увидела длинный, твердый пенис, истекающий и пенящийся головой. Теперь поцелуй меня еще раз, я снова заставлю тебя дойти, сказала она. Она хлопнула по моим бедрам, чтобы я держала их раскрытыми, а он смотрел; но потом он ушел, и вошла мама. В этом греха нет, душа моя, если тебе это нравится, так она сказала. Я и теперь удивлена, но удержаться не могу, как прежде. Тебя можно много любить, сказала она. Теперь, раз ты взяла этакого петушару во второй раз, ты возьмешь еще. Я болтала об этом с Аделаидой. Все это время, пока болтали, мы терлись сосками.
     Какая сладкая храбрость напала на нас тогда! Следует ли мне к ней вернуться? Вчера ночью на кушетке Ричарда я снова услыхала слова моей тетки, которые она проронила в тот первый раз, на сеновале, когда меня нужно было держать. Не надо, пожалуйста! Вы не смеете! Это гадость, дрянь, ой! визжала я, пока мокрая дылда пробивалась в мою поддающуюся щель. Я брыкалась, мои поднятые ноги даже слабо били по его спине. Без зазрения совести пульсирующий сук погружался в меня, до тех пор, пока его шары не легли за мной. Я маме скажу! застонала я, и это был мой последний членораздельный крик. Потом я на мгновение отупела, меня тихо укачивали движения его балды, пока вдруг не захотелось еще и еще. Однако в это время, пока я рыдала, я услышала свою тетку: Тише, милочка, такой грех это еще полбеды. Что такое грех... что есть любовь... Я больше ничего не знаю. Прошлой ночью софа трещала. Слышала ли Эми? Я закрыла глаза, представляя себе Ричарда кем-то другим, но не смогла делать это долго. О, настойчивость желания Юности, с которой он смог намочить мою милку дважды, не вынимая... Я верещала. Мой голый зад растекся по простыне, сжатый его твердыми ладонями.
     Еще! замычала я, услышав свой голос как будто издалека, из прошлого.

     Глава вторая
     ДНЕВНИК МЮРИЭЛ МЕНСВИЛД

     Итак, мы собираемся к Филиппу, и здесь у меня свои надежды. Нужно избавить его от дурных манер. Он всегда был слишком тихим и чопорным, слишком замкнут на себе. Милая Дейдр, не стоит осуждать ее бегство, и нам так хочется снова увидеть Сильвию: она такая маленькая прелесть. Мне скоро тридцать четыре. Неужели я старею? Мне хотелось бы быть Джейн и на два года моложе. Если бы мы были близнецы... "Но тебе и тридцати не дашь," все время уверяет она. Мой зад располнел. Я все время слежу за ним. Джейн говорит, что он "плотно полный" и в точности такой, какой должен быть у женщины. Надеюсь, что это комплимент. Уже несколько недель ни у одной из нас не было мужчины а хотелось бы. Придется обойтись без этого еще недели две, сказала я ей. Возможно, ответила она, сморщив нос, моргнув и рассмеявшись своим злобным смехом. Филиппа-то мы, по крайней мере, застанем врасплох, Сильвию тоже. Я намерена зацеловать ее, как и Джейн. Мы не можем противиться страсти к маленьким девочкам. Если бы нас в юности не приучили, так сказать, вставать с петухами... Но все же и это здорово, и мне не на что жаловаться.


Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]

Читать также:

© Copyright 2002 limona.online. Все права защищены.